Деликатный вопрос: кто должен
заботиться о детёнышах – мать или отец? – не решается природой однозначно.
Нет общепринятых канонов в животном мире. Некоторые (противно подумать!) вообще
бросают своих детей на милость окружающей среды. Выживут – хорошо, не выживут…
Безъязычная лягушка пипа
суринамская, наоборот, подлинная мать-героиня. И именно мать, потому что роль пипы-отца в деле заботы о потомстве минимальная. Но доброе материнское сердце
пипы (а вернее – совершенно уникальный родительский инстинкт) с запасом компенсирует
вынужденную лягушачью "безотцовщину".
Чудеса начинаются ещё с брачных игр.
Самец, лежа на пне, обнимает самку, и, словно от волшебного прикосновения, кожа
на её спине вспухает. Это сигнал для старта циклических заплывов, во время
которых пипы движутся по кругу в вертикальной плоскости, будто катаются на
подводном "колесе обозрения". Ночь напролет могут они так кружиться и
ухитряются, не разжимая сладостных объятий, вращаться ещё вдоль оси тела.
Находясь в апогее кружения, самка
"изрыгает" клоакой 3 – 7
икринок, которые скатываются на живот
плывущего ниже самца. Он как бы ждет этого момента и крепче прижимается к избраннице,
буквально впечатывая яйца в размякшую кожу её спины.
Каждый поворот "колеса"
длится 10 – 15 секунд, а между ними – полуторачасовые интервалы, когда парочка
отдыхает от "головокружительных" перемещений.
Репродуктивная карусель
остановилась. Тогда самец самоустраняется, а материнская спина все больше
пухнет. Кожа нарастает вокруг утонувших в ней икринок, оставляя свободной лишь
верхнюю их часть – крышечку.
Яйца развиваются прямо у мамы на
спине! Два с половиной месяца живая колыбель плавает, копается в иле, ищет
поживу, удирает от врагов, а на спине её потихоньку мужает сравнительно
немногочисленное (40 – 100 детёнышей)
потомство.
Метаморфоз проходит там же, в сотах
на спине у матери. Вскоре, однако, молодняку надоедает тунеядствовать, и
крохотные, но уже сформировавшиеся лягушата открывают крышечки своих ячеек. Но
не торопятся покидать их окончательно. Если заметят опасность – мгновенно захлопнут
крышечки и сидят, не высовываясь. Ещё через несколько дней прощаются с матерью
навсегда.
А она – чадолюбивая лягушка с
изуродованной спиной – линяет. И почти не остается следов от импровизированных
люлек. Разве что с каждой линькой кожа на спине самки чуть сильнее
сморщивается… Материнские морщины!
У сумчатых квакш, эндемичных для
Южной Америки, самки более практично распорядились со своей спиной. Кожа там
разрастается, формируя своеобразный карман для яиц. Это постоянный резервуар
для всех генераций лягушат. Икринок в него влезает разное количество. У
карликовой
квакши – не более семи, у обыкновенной сумчатой – порядка двухсот.
Длительность заботы о потомстве
зависит от стадии, на которой детёныши покидают сумку. Обыкновенная сумчатая
квакша вынуждена расставаться уже с головастиками. Это и понятно: яиц у неё
много, желтка в них недостаточно, и тут не до метаморфоза! Приходится головастикам
"доразвиваться" в крохотных естественных бассейнах, наполненных
дождевой водой, – дуплах, пазухах листьев и даже… в цветках!
А яйценосная сумчатая квакша – более
обязательная мать. Правда, и детей у неё в десять раз меньше. Лишь
превратившись в "настоящих" бесхвостых лягушат, выпрыгивают,
вылезают, выползают они из кармана. Мать, как правило, не помогает: дети
взрослые – сами справятся.
Но водится на юге Чили и Аргентины
лягушка, самец которой являет собой хрестоматийный пример
образцово-показательного отца. Это ринодерма Дарвина. Востроносая малютка
ринодерма
(всего 3 сантиметра величиной) освоила совершенно беспрецедентный способ выращивания
молодого поколения.
Самки откладывают 20–30
оплодотворенных икринок куда-нибудь в сырое местечко, на мох, и удаляются. А к
яйцам приближаются сразу несколько самцов (хотя, бывает, и один). Рассаживаются
они в почетном карауле и глаз с яиц не сводят. Следят за развитием
зародышей. Через
10–12 дней эмбрионы начинают дразняще шевелиться. Тогда самцы, словно по
команде, кидаются на яйца и, распихивая друг друга, яростно пожирают их.
Захваченные яйца папаши направляют
языком не в глотку, а в голосовой мешок – резонатор. Тот самый, благодаря
которому самец в обычное время квакает! Потом ринодермы-папы идут на поиски
новых яичных кладок, и вся история повторяется.
Десять-двадцать икринок может
собрать самец. Тут и свои дети, и чужие. Самец "усыновляет" всех,
разницы не делает. С каждым "проглоченным" яйцом резонатор
растягивается, точно резиновый. А когда из яиц выходят головастики, полость
увеличивается ещё больше, занимая все пространство между брюшными мышцами и
кожей живота и нередко заходят под кожу боков и даже спины.
Израсходовав желток икринок,
головастики прирастают задней своей поверхностью к стенке голосового мешка.
Питаются за счет отца (своеобразная "беременность"!). Здесь же идет
метаморфоз. Молодые лягушата вступают на большую жизненную дорогу через…
отцовский рот. Самец разевает его пошире, а молодежь самостоятельно пробирается
из резонатора в ротовую полость, под язык, а оттуда уже на белый свет.
Когда все лягушата покидают
резонатор (а это происходит не одновременно, ведь яйца отец глотал в разное
время), голосовой мешок как бы усыхает, спадает и вскоре уже снова готов к изданию
звонких, переливчатых трелей. Квакай – не хочу!
…В описанных случаях один из
родителей трудится в поте лица, а другой, мягко выражаясь, отлынивает от
работы. Этого не случается в дружной моногамной семье тропических рыбок симфизодонов,
обитающих в бассейне Амазонки. Все воспитательные проблемы решаются у них
по-родственному.
Круглые и плоские, как диск для
метания, симфизодоны живут в подводных расселинах, трещинах и других
"узких" местах. Плоскому симфизодону пара пустяков юркнуть в щель, но
зато мало-мальски толстый хищник туда не пролезет.
На подводные растения самка мечет
икринки. Их сравнительно немного – 200–800 штук. Уже через пару дней из яиц
выходят совершенно беспомощные "личинки". Тогда родители (оба)
расчищают приглянувшиеся им кусочки листьев и, перенося зародышей во рту,
прилепляют их к растению. Клейкие железы на головах у личинок надежно фиксируют
их на листе. Здесь эмбрионы "дозревают" до
мальков.
Но и на этом не кончаются хлопоты у
заботливых симфизодонов. В течение нескольких недель родители собственноручно
кормят мальков. Вернее, не "собственноручно", а "собственнокожно".
Тело у рыб чуть вспухает, темнеет, а из кожи выступает желтовато-серая
слизь;
по консистенции нечто среднее между маслом и молоком. Её так и называют –
"рыбье молоко". Проголодавшиеся мальки подплывают к родителям и
обкусывают, обсасывают это "молоко" с обеих сторон.
"Путешествие Нильса с дикими гусями"
Иногда взрослые рыбы делят молодняк
на две стайки, и каждая пичкает своих "любимчиков". Но чаще родители
подставляют свои бока по очереди.
Так и откармливаются малыши, пока
сами не научатся охотиться на всякую пресноводную мелюзгу…
